– Прости меня… Прости… – зашептала Велланте в ужасе от содеянного. В руке у нее был окровавленный гребешок, а зеленые глаза Неллике пронзали ее насквозь.
– Ничего страшного. – Этот голос… как будто ее окатили расплавленной сталью. – Ты ведь не нарочно, верно? Верно? – Пощечина взвилась, подобно хищной птице, хлестнувшей ее крылом.
Велланте слетела с ложа на пол. Губа ее была разбита, щека дико саднила, слезы текли из глаз. Она поглядела на него с обидой и отчаянием, после чего коснулась голубоватого кристалла, висевшего в золотой оправе у нее на шее…
– Не смей! – только и успел воскликнуть Неллике, бросившись к ней, но было уже поздно…
Неллике лежал с закрытыми глазами на походном ложе, а она расчесывала ему волосы. Он думал о том, кто же этот треклятый Жаворонок. Кто там еще? Альвин… Неллике даже скривился от воспоминания об этом эльфе: эта его чопорность, нежелание марать ручки, жеманно поджатые губки, лицо, которое, если бы не было таким отвратительным, могло бы считаться самым красивым лицом не только в этом лагере, но и во всем Доме. Приверженец традиций, законов Черного Лебедя, верный Дому, но не ему, Неллике, и умный… очень умный… Именно из таких личностей состоит интриганская верхушка Конкра. Преспокойно может быть предателем…
И еще Велланте… Неллике открыл глаза и поглядел на свою любовницу. Женщина, расчесывавшая его волосы, поглядела на него с легкой печальной улыбкой. Даже если она предатель, то просто прекрасный, изумительный… невероятно дурманящий предатель…
– Что-то случилось, Нейел? – нежно спросила она, при этом ее левая скула странно подернулась, как будто в этот миг он коснулся ее невидимой рукой.
– Нет, ничего. Все хорошо… – Неллике вновь закрыл глаза…
– Это он, мой саэгран. – Феахе стоял перед Неллике, низко опустив голову так, что подбородок его упирался в грудь. – Вы назначили меня ответственным за безопасность лагеря, но я посчитал, что не только лишь от врагов внешних.
Неллике сидел в кресле и задумчиво глядел на убитую птицу у своих ног. В груди ее торчала длинная стрела с необычным волнистым оперением. В то же время похожие стрелы покоились в колчане за плечом у Феахе.
– Это был последний орел? Тот, которого я велел посадить в клетку?
– Совершенно верно, мой саэгран.
– И он посмел отправить его после моего строжайшего запрета, – подытожил Остроклюв.
– Я помнил об этом, когда выбирал, куда попадет стрела: в голову или сердце.
– Я рад, что ты не поспешил сделать подобный выбор не только насчет птицы.
– Я не смел, мой саэгран. Не предупредив вас и не получив вашего дозволения. Я не имел право самолично вершить суд.
– И подобное здравомыслие в очередной раз спасло тебе жизнь, мой верный Феахе. Где письмо?
– Под крылом, я не рискнул его трогать, мой саэгран.
Чрезмерная осторожность Феахе уже начала походить на трусость.
– Может быть, достанешь и подашь мне? – Неллике уже злился.
– Конечно. Простите мою нерасторопность, мой саэгран.
Феахе склонился над тушкой подстреленного орла и начал спешно отвязывать шнуры, которые крепили к телу птицы тоненький свиток в кожаном цилиндрическом футляре.
– Сюда. Скорее… – Неллике не терпелось изобличить Жаворонка.
Он разломал восковой обод и сорвал крышку с цилиндра. Послание гласило:
«Милорд Найллё Тень Крыльев!
Спешу сообщить вам, что мы потерпели поражение под Теалом. Саэгран Остроклюв, невзирая на все советы Певчих Птиц, отправил в город людей слишком мало воинов. Один из восточных графов Ронстрада, Сноббери Реггерский, захватил город ценой малой крови, и теперь он является владельцем замка Бренхолл и самого города.
Ваши изначальные планы, милорд, спровоцировать короля Ронстрада на нападение на Конкр уже неосуществимы – короля свергли в Гортене, власть в руках мятежников. Но смею заметить, Неллике Остроклюв не спешил сообщать вам об этом – это последний орел, которого запретили посылать куда бы то ни было, а к саэграну Маэ меня не допустили.
Ваш преданный слуга считает, что посылать дополнительную помощь через Печальную Гавань саэграну Остроклюву будет большой ошибкой и неоправданным расточительством, так как он уже не занимается воплощением ваших, милорд, планов. Его заботят лишь поиск каких-то мнимых им изменников и распри с местным бароном, которые уже напоминают безумные игры, в которых мы впустую жертвуем нашими воинами. Мы по-прежнему прозябаем в лесу, так и не закрепившись на этих землях. Я бы предложил вам прибыть в Ронстрад со следующим кораблем самолично, пока ситуация не ухудшилась еще сильнее.
Неллике поднял глаза. Феахе стоял, затаив дыхание. По его лицу можно было прочесть, что он весь превратился в саму суть ожидания. Читая послание, Остроклюв краем глаза следил за реакцией своего помощника. Едва заметная улыбка появлялась на его губах всякий раз, когда он, Неллике, гневно хмурился, предаваясь измене Альвина.
– Что прикажете, мой саэгран? Привести его?
Неллике усмехнулся. Феахе выдал себя с головой: он так спешил расправиться с Альвином, что и сам не заметил, как раскрылся. Все верно, Альвин Эньи Кеннкан предал Остроклюва, но он отнюдь не был господином Жаворонком. Единственное, что уже понял по поводу Жаворонка Неллике, это то, что он не служитглаве их Дома. Альвин был виновен лишь в том, что нарушил приказ, усомнился в авторитете предводителя и решил выслужиться перед лордом Найллё. Альвин не был Жаворонком, к сожалению. Зато Феахе – именно тот, кого он так долго искал. Все сходится: его ничем не обоснованное усердие, эти его предательские глаза, в которых застыло нетерпение. Хоть и ловкач вы, господин Жаворонок, но здесь совершили роковую оплошность: попытка подставить другого – явное признание собственной вины.
– Да, приведи сюда Альвина, Феахе. Только ничего ему не говори – его ожидает веселая неожиданность. – «Как и тебя, мерзавец». – Скажи, что я хочу обсудить с ним кое-какие вопросы по поводу дальнейшей стратегии.
Феахе кивнул и поспешил скрыться из шатра. Неллике занялся приготовлениями по поимке мерзкого Жаворонка…
Альвин стоял перед Неллике и, гордо вскинув голову, глядел куда-то над его левым плечом. Он будто и не замечал свою мертвую птицу, что так и лежала у подножия кресла саэграна.
– Знаешь, Альвин, тебя только что зачислили в предатели, – мягко и при этом растягивая слова проговорил Неллике.
– Неужели? – страж скрестил руки на груди и напялил на себя гордую неприступную маску. Он уже смирился с тем, что ему осталось жить недолго, – нрав саэграна был хорошо известен, а его поступки были весьма предсказуемы. По крайней мере, в том, что касалось наказаний.
– Ты жаловался милорду на меня?
– Жаловался.
– Говорил, что я – бессмысленная трата времени и сил?
– Вы все верно поняли, саэгран. Но почему заставляете меня подчеркивать очевидные вещи?
– Как бы ты отнесся к тому, чтобы… – Неллике замолчал, сделав вид, что задумался, но при этом он глядел на внутренние мучения Альвина, отблески которых все же невозможно было скрыть: тот представлял себе сейчас всевозможные виды расправы над собой, – …чтобы стать моей правой рукой и командовать захватом Реггера?
– Простите, что вы сказали? – Большие красивые глаза Альвина округлились – услышанное явно шло вразрез со скармливанием его Черному Лебедю, или что там было у него в голове в тот миг?
– Ты ведь жаловался, что у нас здесь так и нет достойных вотчин, лишь какая-то поляна в лесу… Вот и будет тебе замок. Тебе нужен был замок? Получишь. И пусть никто не говорит, что Неллике Остроклюв несправедлив к своим верным сподвижникам.
– Смею предположить, вы сейчас насмехаетесь надо мной?
– Ты когда-нибудь слышал, чтобы я шутил подобными вещами?