– Какая занимательная история, Утгарт. Но что же случилось с тем воином? Славный основатель славного рода… Он получил по заслугам?
– Нет, он еще больше разбогател, продав волосы и глаза горагет анун, и вскоре стал тем, кто выковал себе золотой обруч. В память о горагет ануни в насмешку над ее судьбой он взял себе на герб водяную лилию, кувшинку.
– Лоран?! Тот воин был предком гортенских князей? Основателем династии?
– Тебе должно быть виднее, Бремер. Мне лишь известно, что в нашем скорбном мире злодеи не получают по заслугам…
– Все это значит, что Бремеры… Бансрот подери! Я даже не рискую пока задумываться об этом! Вот почему в нашем роду с самого его основания передается дух непокорности Лоранам. Мы, а не они, должны сидеть в Гортене на троне!
– Ты все неверно понял, Змей. Ненависть к Лоранам живет в вашем роду из-за того, чтотот воин сделал. Человек по имени Бремер ненавидел Лорана и хотел ему отомстить за мать. Его потомки постепенно все забыли, и их целью стало избавиться от ошейника Гортена.
– Мы, а не они… – Танкред будто ничего не слышал – мысли его были сейчас далеко. – Нужно только найти доказательства… порыться в семейных архивах…
– Слушай меня, Бремер, ты почерпнул из всей этой истории отнюдь не то, что должен был. Меня не интересуют свары людей из-за трона. Меня не интересуют династии, интриги и войны. Мне важно, чтобы ты понял, что лес не является твоей вотчиной, что лес – твоя родина, а это не одно и то же. Мне необходимо, чтобы ты уважительно относился к Утгарту. Я хочу, чтобы ты пощадил моих сыновей…
– И почему я должен это делать? Две медвежьи (или гномьи, что неважно) головы замечательно украсили бы стену Красной гостиной или Логова Змея. Как считаешь?
– Ты прав. Украшение из голов моих сыновей вышло бы знатное – тебе бы завидовали другие человеческие лорды, а подданные испытывали бы, глядя на них, суеверный ужас и почтительный страх перед твоей персоной. Что ж, ты волен отрубить головы Уригу и Гарту, но подумай сперва: как смотрелась бы твоя собственная голова на стене гнезда некоей Птицы.
– Ты об Остроклюве? Поверь, гном, с ним я и так справлюсь…
– Я не говорю об упомянутом тобой чужаке. Я говорю о Птице. О том монстре, в тени которого живет этот чужак.
– Нет… нет, нет и нет. – Танкред перестал улыбаться – он был действительно поражен. – Неужели взаправду?
– Это же каким нужно быть бесчувственным, чтобы не ощутить тьму, которую развевают собой взмахи черных крыльев, и так близко…
– Но я думал, это все их суеверия… А быть может, ты, старик, просто пытаешься меня сбить с толку? И все это жалкие попытки освободить твоих оборотней?
– Я знаю, где этот монстр находится. Я знаю, чем он питается. Я знаю, что, даже победив чужака, ты все равно проиграешь, если тварь останется в живых.
– Ты великолепный шантажист, старый медведь.
– Это, знаешь ли, мне не сильно помогло, когда Дор-Тегли вышвыривали нас из Ахана.
– Что ты конкретно можешь мне предложить?
– Место нахождения монстра. Взамен, прошу, верни мне моих сыновей. Можешь поверить, они больше и шагу не ступят за пределы леса и понесут такое наказание, какое ни один из твоих катов не смог бы даже придумать. Я с них шкуры спущу за то, что ослушались меня. И здесь, прошу заметить, это не образное выражение…
– Ты думаешь, Зверолов их еще не убил?
– Я уверен в этом. Ты вернешься в то же мгновение, из которого я тебя и вытащил.
– Что ж, от их смерти мне действительно пользы меньше, чем от их жизни. По возвращении я велю привести их в лес и выпустить… В какой части Утгарта находится тварь? И как мне ее найти?
Старый гном глубоко и хрипло расхохотался – так могли бы скрипеть на ветру не менее двух сотен древних дубов.
– Монстр не в лесу, Бремер. Монстр обретается в твоем городе. Среди флюгеров и дымоходов. Ищи его по следу из крови и исчезновений…
Глава 9
Чужие в доме
Накануне Лебединой Песни. За час до рассвета
Баронство Теальское. Теал. Городская стена
Стоять в ночном карауле всегда тяжело. Особенно если на дворе правит бал холодная осень: неприветливое утреннее солнце нагло дрыхнет где-то за горизонтом, чтоб ему самому замерзнуть, и совсем не торопится согревать солдатские кости, а заветная фляжка с крепким элем успела опустеть еще в полночь.
Меж зубцами стены гулял холодный пронзительный ветер, он вовсе не собирался щадить одинокую человеческую фигуру, зачем-то оказавшуюся здесь в столь ранний час.
– Эх, надо было попросить у скряги Финча еще один плащ, – хрипло пробормотал себе под нос стоящий в дозоре солдат, зябко кутаясь в старую протершуюся накидку с тонкой подкладкой из волчьего меха. – Да только от нашего коменданта, кость ему в глотку, даже рукавиц, и тех не дождешься – не ему же всю ночь на ветру стоять.
То и дело постукивая каблуками сапог друг о друга, опоясанный мечом и положивший на плечо тяжелую алебарду воин без всякого энтузиазма (скорее, чтобы не замерзнуть) прохаживался вдоль доверенного ему участка крепостной стены, что окружала славный город Теал, над которым всего два дня назад было вновь поднято королевское знамя.
Сине-желтые стяги с лилией и львом гордо трепетали над зданием ратуши, а также на башнях и донжоне Бренхолла, изгнав с флагштоков геральдических змеев Бремеров, но при этом гордые королевские регалии на фоне уныло-серого крепостного камня казались мерзнущему солдату какими-то одинокими и вовсе не желанными гостями здесь, в баронстве. Как, впрочем, и он сам, и его товарищи. Город был занят верными его величеству войсками графа Реггерского Сноббери, но новый сеньор отнюдь не пользовался уважением ни среди горожан, ни среди подозрительно покорно сложивших оружие и распущенных по домам «Зеленых Кафтанов» сбежавшего куда-то мятежника Танкреда.
Недобрые взгляды, ярко выраженная неприязнь и затаенная до поры угроза – вот самое малое из того, что ждало реггерцев в тесных городских переулках Теала. Все это отнюдь не способствовало доброму расположению духа солдат: большинство из воинов графа ходили чернее тучи, спиной ощущая недоброе. Город словно затаился, готовый в равной степени как вспыхнуть от любой искры, так и растечься по щелям липкими клочками тумана, чтобы ударить в спину пото́м… чуть позже… в другой раз.
Сравнение с туманом пришло солдату на ум не случайно. Именно Дерек Бринн, наш знакомый караульный, который сейчас уже, наверное, в сто первый раз мерил шагами вверенный ему участок городской стены, первым и обратил внимание на необычный туман, что еще с полуночи рваными клочьями неспешно подползал к городу из лежавшего неподалеку леса Утгарта. Длинные белесые щупальца тянулись над темными в ночи крестьянскими полями и лугами с пожухлой травой, медленно пробирались меж редких посадок деревьев, словно гремучие змеи, извивались по самому дну оврагов, даже не думая останавливаться, переползали через изгороди и заборы. Словно некое неведомое чудовище протянуло бесчисленные руки к городу и сейчас захватывало его в свои недобрые, пронзительно-ледяные и пугающие объятия.